Если на рубеже Х1ХХХ вв.

Восток россии миграции и диаспоры в переселенческом обществе - В.И. Дятлов

Назад 447 Вперед

Поэтому можно выдвинуть гипотезу, что пока в России интересуются не китайцем, даже не китайским мигрантом, а воплощенной в них китайской проблемой. Жизнь пока не за­ставляет задумываться над тем, кто такой китайский мигрант, какой он. Преобладает другое — сколько их, что несут они нам, исходит ли от них угроза, а если да — то какая. И это относит­ся не к отдельному человеку, а к массе, совокупности. Отсюда абстрактность образа, его схематичность и примитивность. До революции он был все-таки куда более богат, насыщен кра­сками, деталями и подробностями. Тогда были клички «ходя», «китаеза», «купеза» — это обидно, унизительно, оскорбитель­но, но хоть немного индивидуализировано. Сейчас же — это китайский мигрант, функция, абстракция.

При этих отличиях главное все-таки сохраняется — отно­шение к китайцам как к массе, массе нерасчлененной и не индивидуализированной. Именно массу опасаются, именно масса, количество лежит в основе различных построений о «демографической экспансии» и «желтой угрозе». Метафора «муравья», столь распространенная до революции, возникает и сейчас — правда, используется реже.

Сместился, однако, акцент при оценке характера груп­повой лояльности, что связано с радикально изменившейся ролью Китая. Если на рубеже Х1Х-ХХ вв. он рассматривался скорее как пространство, а не реальный носитель державной мощи, то сейчас такой взгляд невозможен в принципе. Те­перь в построениях идеологов и в массовом сознании — это сверхдержава, чья экономическая и военная мощь изначаль­но направлена вовне, хотя бы под давлением гигантского и стремительно растущего населения и общей ограниченности собственных ресурсов. Мигранты расцениваются как абсо­лютно лояльный и послушный инструмент, щупальце этого государства-гиганта. В построениях рубежа Х1Х-ХХ вв. кита­ец выглядит куда менее этатизированным, растворенным не в государстве, а в группе, в «расе».

Назад 447 Вперед