Однако дальше публицистических фобий дело

Восток россии миграции и диаспоры в переселенческом обществе - В.И. Дятлов

Назад 63 Вперед

С другой стороны, «культурная слабость» переселенцев внушала опасение, что, попав под влияние иностранцев и инородцев, русские люди утратят национальные черты, отда­лятся от своей родины, потеряют чувства верноподданности и даже подвергнутся ассимиляции. Профессор Э.Ю. Петри на­зывал русского человека «превосходным колонизатором, так как он легко умеет применяться к измененным природным и культурным обстоятельствам, и в то же время дурным, так как он также легко утрачивает свои особенности родовые, на­циональные и приобретенные культурой»[183]. Невысокий уро­вень цивилизованности самих русских переселенцев и старо­жилов хотя и уменьшал культурную дистанцию между ними и местными народами, воспринимался как фактор, чреватый опасностью утраты самой «русскости». Опасение, что потом­ки переселенцев «потеряют уже всякую связь с Россией, поза­будут склад ее жизни, ее верования, песни, легенды, и будут думать, как думают крестьяне в Забайкалье, что Ермак завое­вал их предков, всегда живших в Сибири, — они превратятся в сибиряков»[184].

Таким образом, переселение русских крестьян на окраи­ны империи и новое иноязычное и иноверческое окружение становилось серьезной проверкой на их «русскость» и при­верженность к православию. Это не могло не заботить власти и христианских миссионеров. Раздавались голоса об угрозе самому русскому народу, который подвергается «отунгизива- нию», «объякучиванию», «отатариванию», «обурячиванию», «окиргизиванию» и т.д.[185]. Утверждалось уже со страниц влия­тельных журналов, что русские в Сибири в результате умень­шились ростом, их физическая сила ослабла, сократилась рождаемость, они утрачивают свои нравы и обычаи, веру, язык, переходят «от высшей культуры к более низкой», от земледелия к скотоводству и звероловству, строят вместо изб чумы и т.д.[186]. Угрозы исходили не только от раскольников или других христианских конфессий, но и иноверческих верои­споведаний (включая шаманизм), а социокультурная адапта­ция таила угрозу утраты «русскости». Инородческие заимство­вания фиксировались этнографами в быту и языке сибиряка, что стало почти хрестоматийным, войдя в учебные издания и популярные книги[187]. И хотя подобное явление не было повсе­местным и заметным лишь в «маргинальных» группах русско­го старожильческого населения вдали от основных массивов их расселения, такая «химерическая этнография» обострен­но воспринималась русской общественностью, озабоченной проблемой формирования русской нации. Уже Ф. Ратцель в своей «Политической географии», отмечая численное преоб­ладание русских колонистов-мужчин в Сибири, видел в этом опасность утраты национально-государственной идентично­сти «историческими» народами в ходе их «пространственного распространения». Опасность «растворения» русских в тузем­ной массе осознавалась. Однако дальше публицистических фобий дело не пошло, и в отличие от Германской империи, которая установила в 1905 г. запрет для смешанных браков в своих африканских колониях, Российская империя смотрела на такие процессы хотя и с опаской, но сохраняла уверенность в доминировании процессов «обрусения»[188].

Назад 63 Вперед