Однако еще в 3040е гг.

Восток россии миграции и диаспоры в переселенческом обществе - В.И. Дятлов

Назад 90 Вперед

В этой ситуации — при наступлении «совсем чужих» — не­сколько меняется общее отношение к все же «своим» старооб­рядцам: «наши русские раскольники стоят своей косной массой, упорные и холодные, в стороне от горя Православной церкви. Они наши братья по крови и не ушли из Церкви до пределов ереси. А потому тем сильнее печаль наша при виде этой косности и бук­воедства в то время и в такие годы, когда во весь рост вырос и по­ставлен вопрос: быть или нет православной Руси и православно­русской государственности, или на развалинах великого народа и царства должна безраздельно царить иудо-масонская, армяно- жидо-польская республика, или целый их ряд? Пора расколу нашему протянуть братскую руку к господствующей Православ­ной церкви и, забывши старые счеты на почве обряда и буквы, объединиться в единую дружную, православно-русскую семью под знаменем Креста Христова, в ограде единой, святой собор­ной, апостольской Церкви»[294]. Вместе с тем известный этнограф Л.Я. Штернберг уже с научной точки зрения констатировал, что «русские сектанты, даже самые злостные враги православия, даже самые подозрительные в глазах правительства по своим со­циальным учениям, но сохранившие великорусский говор, оста­ются неизменно в списках настоящего русского народа. И всем хорошо известно, что за этой классификациею кроется серьезная политическая сущность, целый комплекс политических отноше­ний огромной важности»[295].

1.7. «Обрусение с примесью сибирского оттенка»

Прибывающие из Европейской России крестьяне через два или три поколения «осибирячивались», усваивали те черты, ко­торые казались многим наблюдателям отличными от истинно русских. Считалось, что, подобно англичанину, который пре­вратился в янки, «русский преображается в сибиряка»[296], имею­щего даже свой особый антропологический тип и яркие этно­графические особенности[297]. Один из путешественников XIX в. заметил: «Сибиряки, когда дело идет об их родине, всегда не­много гасконцы»[298]. Сибиряк (или «чалдон») было понятием не столько культурно-этническим, сколько указывающим на свое символическое «первенство» на этой территории по сравне­нию с переселенцами, своего рода перенесение права «захва­та» земли на социально-экономические отношения в целом, подкрепленные культурными различиями[299]. Со страниц газет и журналов Н.М. Ядринцев и его соратники доказывали, что в Сибири, как в Америке или Австралии, нет аристократии и жестко разделенных сословий, все чувствуют себя равноправны­ми. Правда, как и янки, сибиряк грубоват, недостаточно обра­зован, но зато в нем развито чувство собственного достоинства и предприимчивости. Отрыв сибиряков от «общерусского исто­рического корня», когда русские в Сибири «потеряли в воспо­минаниях начало своей истории», «разбилась здесь вся старая Русь с ее преданиями», беспокоил областников, но открывал для них новое поприще для творческих и научных поисков. «Итак, русские переселенцы не перенесли в Сибирь светиль­ника искусства, огонь его потух от бушующего таежного ве­тра. Стало быть, в этой стране придется зажигать его вновь»[300]. Однако еще в 30-40-е гг. XIX в. С.И. Гуляеву удалось собрать достаточно большой комплекс фольклорных данных, которые свидетельствовали, что русские в Сибири не оторвались пол­ностью от своего прошлого[301]. Н. Каронин-Петропавловский усматривал в сибиряках своеобразный застывший русский тип московского периода, который, впрочем, перестал уже походить на современного «российского». «В сибирской де­ревне все грубо, неостроумно, мизерно, плохо, но все опрятно и полезно. Крестьянская мысль, представленная самой себе в степях и лесах, не произвела ничего большого и нового в мате­риальной обстановке, но все понемногу улучшила, вычистила, приспособила. Сибирские крестьяне ничего не прибавили к тому, что они вынесли из России, но все вынесенное сохрани­ли в лучшем виде. <...> Достоинства и недостатки, вынесен­ные из старой родины — все он сохранил и все поднял на одну ступень выше»[302].

Назад 90 Вперед