Оставались и после 1905 г.

Восток россии миграции и диаспоры в переселенческом обществе - В.И. Дятлов

Назад 84 Вперед

Местная администрация, обязанная отслеживать состоя­ние раскола на вверенной им территории, признавала лояль­ность и законопослушность старообрядцев и даже ставила их в пример приверженцам официальной церкви. «Что касается материальной силы, то раскольничья масса всегда отличалась и отличается трудолюбием, бережливостью и трезвостью, что, к сожалению, не составляет общей характеристики большин­ства православных»[265]. Амурский губернатор И.К. Педашен- ко доносил царю, что «староверы отнюдь не антихристы, а напротив — образцовые подданные»[266]. В начале 1880-х гг. за­байкальский военный губернатор Л.И. Ильяшевич предлагал использовать забайкальских старообрядцев — «семейских» в качестве проводников имперской политики среди бурят, ко­торых бы они могли приучить к оседлому земледелию[267]. Тер­пимость к гонимым в Центральной России приверженцам старой веры проявляли не только представители местной ад­министрации, но и некоторые иерархи Русской православ­ной церкви. Так, важное значение, как наиболее дееспособ­ному колонизационному элементу, придавал старообрядцам архиепископ Иннокентий[268]. Обеспокоенный последствиями «реактивного воздействия монголо-бурят на некоторую часть русского населения» в Забайкалье, офицер Генерального шта­ба М.В. Грулев с симпатией писал о старообрядцах: «Эта часть русского населения выделяется тем, что вышла совершенно чисто из горнила монголо-бурятского влияния, сохранив в полной неприкосновенности и чистоте все свои этнические особенности, религиозные верования, древнерусский патри­архальный образ жизни и любовь исключительно к земледель­ческому труду»[269]. Чиновник Переселенческого управления Г.К. Гинс открыто заявлял: «Каждый старообрядец и сектант из коренных русских людей неизмеримо ближе к осуществлению русской государственности на далекой окраине, чем самый благожелательный к ней по идее инородец, чуждый по про­исхождению, нравам и обычаям, по своеобразию культуры, по направлению ума, и, наконец, по религии»[270]. И если в Пе­тербурге все еще опасались «вредного влияния раскольников в религиозном отношении», то окраинные власти поощряли переселение старообрядцев, отмечая их высокий колонизаци­онный потенциал[271], и то, что они, по словам В.К. Арсеньева, сохранили «облик чистых великороссов»[272]. А в начале XX в. приморский губернатор Н.М. Чичагов предложил переселить сектантов из тех, кто не отвергает самозащиты, чтобы таким образом пополнить ряды защитников Камчатки. Старооб­рядцы и духоборы привлекали местную администрацию еще и тем, что надеялись только на себя и не требовали помощи от правительства. Но эти предложения так и не были реали­зованы[273]. Отношение к русским сектантам и старообрядцам на азиатских окраинах могло меняться по мере заселения их приверженцами официальной церкви, но всегда оставалось настороженным, а на опасность их соседства особенно ука­зывали клерикальные круги и некоторые местные чиновники. Оставались и после 1905 г. правовые ограничения для старо­обрядцев и русских сектантов. Сохранялась опасность ухода в раскол, о чем не уставали напоминать миссионеры, а также вероучительная пропаганда старообрядцев среди инородцев[274]. Однако их «русскость» и высокий колонизационный потенци­ал оценивалась в целом высоко, о чем неоднократно публично заявлял, например, и П.А. Столыпин.

Назад 84 Вперед