И он упоминает уже Ф.

Восток россии миграции и диаспоры в переселенческом обществе - В.И. Дятлов

Назад 94 Вперед

Хищническое отношение крестьян-переселенцев к окру­жающей среде и эксплуататорские выпады в адрес инородцев вызывали беспокойство властей и неприятно раздражали на­роднически настроенную интеллигенцию. Гинс, спасая на­родническую мифологию, ссылался на тлетворное влияние азиатской среды: «Русские мужики, заражаясь духом завоева­телей, нередко теряют здесь свое исконное добродушие, а с ним и ту детскую добродушную улыбку, которую так любил в них Л.Н. Толстой, не находивший этой улыбки у городского про­летария. Они заражаются столь распространенной на окраи­нах с полудиким населением жаждой наживы, привыкают к эксплоатации, отвыкают от гостеприимства, — они часто де­лаются неузнаваемы»[313]. Для В.Л. Дедлова русский народ (как в свое время для М.П. Погодина) «может быть и чудной народ, но прежде всего ему нужно искренне и с сокрушением при­знаться, что он дурной народ». И он упоминает уже Ф.М. До­стоевского, который настроил интеллигенцию по камертону: «русский народ дурен, но идеалы его хороши»[314].

Страницы столичных изданий были заполнены описания­ми путешественников, которые тиражировали «образ» сиби­ряка, как своего рода «культурную аномалию». Польский ис­следователь В. Брониславский, который провел несколько лет в Сибири, так обобщил эти доминирующие стереотипы: «Та­ким образом, сибирская народность — явление почти патоло­гическое, обреченное с точки зрения уголовной антропологии на исчезновение»[315]. «Поверхностные исследователи Сибири, — подчеркивал он, — стараются нас уверить, что сибиряк испор­чен до мозга костей, что он поклоняется грубой силе, что в ней видит все назначение человека, что, словом, он унаследовал хищнические инстинкты от первых пионеров»[316]. На этом фоне переселенцы выглядели не только страдающей стороной, но и представлялись более привлекательными с точки зрения распространения русской культуры на азиатские окраины

Назад 94 Вперед